О Головине. Страница 3
1-2-3-4-5
Головин был и в жизни, и во время работы очень восприимчив ко всему, что его окружало и что могло помешать ему сосредоточиться, — начиная с людей и кончая даже предметами.
Как-то я писал какую-то акварель и, не удосужившись поискать отдельный листок бумаги, пробовал тона на полях того же листа бумаги. Головин взглянул на мой рисунок и сказал:
«Привыкай никогда не пачкать поля рисунка,— это очень мешает смотреть на то, что делаешь».
Я был тогда мальчуганом, мне запачканные поля бумаги вовсе не мешали, но эти слова я запомнил на всю жизнь.
Однажды Головин пришел в свою мастерскую, сел за длинный рабочий стол и взялся за какую-то работу, однако все время проявлял беспокойство и поглядывал на оранжевый лист бумаги, кем-то случайно положенный на стол. Вскоре он обратился к одному из своих помощников и попросил убрать этот лист бумаги, который мешает ему сосредоточиться. Помощник переложил лист бумаги на шкаф за спиной Александра Яковлевича. Тот продолжал работать, но время от времени все же почему-то поворачивался и посматривал на этот лист. Потом он вновь обратился к тому же помощнику с просьбой убрать этот лист бумаги подальше, так как он продолжает ему мешать и не дает спокойно сосредоточиться.
Тогда помощник унес оранжевый лист бумаги в кладовую.
Я включил этот эпизод в мои воспоминания о Головине в тайной надежде на то, что, быть может, его прочтут некоторые директора театров или другие административные деятели, имеющие дело с «настоящими» художниками, и обратят внимание на то, какой тонкий и сложный механизм — творчество художника. На примере такого крупного мастера, как Головин, я хотел показать, что часто можно самыми случайными пустяками нарушить творческое состояние, которое зачастую не подчиняется даже воле самого автора.
Мелкое честолюбие, желание все в театре забрать в свои руки было совершенно чуждо Головину. И все же пользоваться его советами как художника-консультанта петербургских театров можно было лишь крайне осторожно и учитывая его психологию. Порой возникали неожиданные недоразумения — иллюстрацией может послужить следующий эпизод.
Головин очень медленно собирал материалы к оформляемым им спектаклям, из-за чего их порой приходилось откладывать. Директор театров иногда бывал вынужден искать художника, которому можно поручить оформление ближайшей постановки. Естественно, обращались к Головину, художнику-консультанту. И вот как-то, когда его упрекали за медлительность в работе, он сам предложил поискать кого-нибудь и, недолго думая, назвал фамилию одного художника, отрекомендовав его как вполне подходящего. Директор на этом основании пригласил художника и заказал ему эскизы декораций к опере «Травиата».
Через некоторое время эскизы принесли на утверждение к директору, но тот, посмотрев их, пришел к выводу, что они по художественному уровню неприемлемы для Мариинского театра. Однако, не желая самолично решать этот вопрос, он послал за Головиным. Но не тут-то было! Головин исчез. Он иногда избегал людей. Чтобы его не отрывали от работы и не беспокоили (просто запереться и никого не пускать к себе у него не хватало характера), у него не было постоянного адреса. Официально имелась у него квартира на Подьяческой улице, неподалеку от Мариинского театра, но в такие сложные минуты она обычно бывала на замке.
Настоящий адрес Головина был известен только заведующему бутафорским и реквизиторским складом Александрийского театра, но тот хранил эту тайну и никогда не сообщал, где он находит Головина, когда это бывает действительно необходимо. Лишь после переезда Александра Яковлевича в Детское Село у него появился постоянный адрес.
Итак, Головин в театре перестал бывать, и даже реквизитор Александрийского театра заявлял, что не может его найти. Художник, автор неудачных эскизов, много раз являлся в дирекцию театров и жаловался на проволочку с приемкой эскизов. Тогда директор пошел на компромисс: за эскизы было уплачено, как за неиспользованные,— якобы постановку оперы отложили. На этом с приглашенным художником покончили. Все же он обиделся и ворчал, что его не пустили работать в театре, вероятно в результате обычных театральных интриг. Ходил он жаловаться и Головину в театр, но, разумеется, Александра Яковлевича не находил. Появился Головин лишь тогда, когда вся эта история успокоилась и забылась.
Головин часто жаловался на денежные затруднения,— особенно в период 1900—1910 г. И все же я никогда не слыхал, чтобы он согласился выполнить какую-либо работу только ради денег, не испытывая интереса к ней. Когда у него происходили денежные затруднения, он обычно приходил к моей матери жаловаться. Принимались выяснять, существуют ли какие-либо ресурсы, но оказывалось, что все возможные законные авансы под оформление текущей постановки уже взяты. И вот в поисках выхода мои родители придумали своеобразный прием.
1-2-3-4-5
 Портрет М.А.Кузнецовой-Бенуа |  Спальня графини (Головин А.Я.) |  Натюрморт. Флоксы (Головин А.Я.) |