О Головине. Страница 4
1-2-3-4-5
Дело в том, что добиться от Головина рисунков костюмов для ближайшей его постановки,— если ему вообще не хотелось работать над ними в это время,— было крайне трудно, а театральное производство продолжалось.
Уговорить Головина сделать несколько рисунков при условии рабочей помощи во время их изготовления и, главное, немедленной выдачи гонорара, в минуты нужды еще можно было.
В отношении таких людей, как Головин, Коровин, Шаляпин, а также некоторых других, мой отец всегда искал выход из создавшегося положения и к каждому из них подходил чисто индивидуально,— лишь бы достичь своих целей как администратору. Но для этого приходилось придумывать разные способы.
И вот отец отдал распоряжение заведующему постановочной частью всегда держать наготове в своем письменном столе некую сумму наличными и в том случае, если Головин принесет готовый рисунок костюма к текущей постановке,— а за эскизы костюмов по договору платилось поштучно,— немедленно выплачивать деньги вне всяких расчетов за взятые ранее авансы.
Когда выяснялось, что получить в виде аванса ничего нельзя, моя мать советовала Александру Яковлевичу сделать несколько рисунков костюмов, обещая помочь ему их рисовать. Головин соглашался, звонили буфетчику, чтобы тот принес чай с вареньем, которое Головин очень любил, вытаскивали коробку с акварелью, кисти, бумагу, все садились за стол и начиналась работа. Моя мать рисовала фигуры, бывало раскрашивала лица и руки, а Головин, совещаясь с нею, «одевал» их. Так родилось довольно много эскизов костюмов, носящих отпечаток руки двух авторов: чужой рисунок, иногда чужая манера части акварели, а подпись Головина, и притом подлинная. Как только пять-шесть таких эскизов бывало готово, Головин сразу спускался вниз в контору императорских театров (квартира директора помещалась над нею) и, сдав их заведующему постановочной частью, тут же получал за них деньги. Следует отметить, что рассказанное мною относится к первым годам жизни Головина в Петербурге. Уже к 1907—1908 г. это сотрудничество прекратилось. Свои картины Головин обычно продавал через старинного приятеля, московского торговца картинами итальянца Вергилия Ивановича Чеккато, который часто наезжал из Москвы и забирал все, что у Головина имелось готового.
В Москве особенно охотно приобретали его работы коллекционеры Бахрушин и И.А. Морозов. Сам же Головин не умел вести разговоры с покупателями и целиком передоверял их другим.
Когда дело касалось его личной творческой работы, Головин был на редкость замкнут и не любил давать объяснения. Нужно было самому понимать и чувствовать, что именно он хочет. Создавалось впечатление некоей внутренней застенчивости, мешающей ему разъяснить свои намерения, свои мысли.
Мне рассказывали, что в мастерской Головина начал работать в качестве исполнителя позднее известный художник, рано умерший. Человек он был талантливый, ученик Коровина. По эскизу Головина он в отсутствие последнего начал писать декорацию. После его ухода вечером пришел Александр Яковлевич, ознакомился с тем, что сделано, позвал маляра и попросил дочиста смыть все написанное. На другой день N. пришел в мастерскую и увидел, как смывают его работу. На его вопрос, что это значит, маляры охотно ему разъяснили, что вымыть все дочиста велел Александр Яковлевич. Разумеется, N. ничего не оставалось делать, как взять шляпу и уйти. Говорили, что он потом жаловался, утверждая, будто Головин не дает продвигаться молодежи, и т.п.
Со мною лично произошел такой случай. Когда я впервые пришел в мастерскую Головина писать декорации по его эскизам, я был уже давно знаком с ним и постоянно пользовался его указаниями. Тем не менее полученный мною эскиз несколько меня озадачил, потому что я не знал, как его выполнять. Во избежание греха, я решил как можно точнее воспроизвести эскиз, увеличив его до размеров декорации, — ведь манера интерпретации театральных работ Головина мне была неизвестна.
Одновременно со мною другой эскиз с кулисами другого рисунка взял М.П. Зандин, много лет работавший с Головиным в качестве художника-исполнителя. Когда пришел Александр Яковлевич, я показал ему свою готовую работу. Он посмотрел на нее и сказал: «Очень хорошо. Но подожди ее сворачивать, я ее немного подправлю».
Потом он перешел к кулисе, написанной Зандиным, очень похвалил ее и предложил свернуть, как вполне готовую.
Хорошо зная Головина, я сразу понял, что меня постигла неудача, но стеснялся спросить, в чем именно, а он тоже стеснялся мне сказать, что же его не удовлетворяет в моей работе.
На следующий день я решил взять тот эскиз, по которому писал Зандин, и посмотреть, как он его интерпретировал, какого характера изменения он внес при исполнении. Ознакомившись с работой Зандина, я понял, в чем он отклонился от эскиза и как дешифровал работу Александра Яковлевича. После этого я тоже несколько отступил от эскиза и к следующему приезду Головина закончил непринятую им кулису. Ему я сказал, что решил сам подправить ее, не дожидаясь его. Головин остался доволен и заявил: «Ну вот, можно теперь сворачивать. Я больше трогать и поправлять не хочу».
1-2-3-4-5
 Финская девушка (Головин А.Я.) |  Деревня на берегу моря (Головин А.Я.) |  Хоромы княгини (Головин А.Я.) |