Глава девятая. Страница 4
1 - 2 - 3 - 4
Главное значение придано декорации заднего плана. На первом плане мало аксессуаров и нет этих штампованных искусственных растений, столь излюбленных нами. Минимум пратикаблей, отсутствие приспособлений: просто — разрезанные полотна спускаются с колосников, и на них художники — враги реальных изображений — кладут сильными мазками большой кисти пятна, которые вблизи сбивают с толку, но издали образуют целые аккорды таинственных сочетаний. И никогда эти русские не упускают из вида, что декоратор, как и художник, имеет привилегию и выгоду условности.
Французские декораторы в своем чересчур добросовестном искусстве достигают того, что зритель говорит: «Как это похоже». Русские более честолюбивы. Они заставляют нас сказать: «Наши мечты побеждены». Никогда до сих пор ложь не доставляла нам в этом отношении такого удовольствия и так не обманывала нас. Глядя на эти декорации, в которых изобретательность скрывает свои намерения, мы невольно часто вспоминаем о наиболее любимых нами старинных художниках.
Причина этой общей гармонии элементарно проста: все дело в том, что один и тот же художник исполняет эскизы декораций и рисунки костюмов. Поистине поразительно, что для открытия этого принципа понадобились целые века. Наконец, надо сказать, что такие прирожденные декораторы, как Бакст, которому мы обязаны удивительным гаремом «Шехеразады», как Бенуа, автор изящного «Павильона Армиды», как Рерих, автор «Князя Игоря», и Головин, автор «Жар-птицы»,— не только художники, но и поэты. Обладая художественным вкусом, они в то же время понимают и чувствуют сюжет. В «Шехеразаде» мы не только видели Восток: мы его, так сказать, вдыхали. Он восстал перед нами так же ясно, как Египет в «Клеопатре»1
или Германия Потсдама и Мейсена в «Павильоне Армиды»2. В удивительной «Жар-птице», пойманной в гигантские складки многоцветного кашемирового платка, мы унеслись, словно на ковре персидской сказки, в прекраснейший край грез».
Конечно, в этой критике есть много от присущей французам экспансивности и любезности, вследствие которых они даже отрицательные замечания делают в безобидной форме. Среди славословий по поводу русских постановок есть несколько таких «позолоченных пилюль». Например, «Карнавал»3 не вполне удовлетворил Jean Vaudoyer'a. Он нашел, что образы, созданные декоратором, оказались менее ценными, чем звуковые образы Шумана, нежные и мечтательные. Впрочем, тут же он добавляет, что согласен забыть о Шумане ради тех вечно юных марионеток, которые пляшут перед зеленым занавесом, повергая к бесчувственным ногам возлюбленных свои маленькие сердечки из раскрашенного дерева. По мнению Jean Vaudoyer'a, «Бергамо и Гаварни не пожелали открыть русским артистам тайну своей грации»4.
Он усматривал в них «почти деланную веселость и подчас тяжеловесное остроумие». «Не немецкое ли это шампанское?— восклицает он.— Ведь Асти с его ароматом цветов, Комо5 и французские вина дают более легкое опьянение». И не без некоторого самодовольства французский критик замечает: «Очаровательная естественность, составляющая ценность произведений великого Ватто и маленького Гварди6, представляет собой латинское сокровище, употребление которого знаем только мы с Моцартом. Мы остались более довольны первым актом «Праздника у Терезы»7, чем «Карнавалом», который следует, однако, одобрить за некоторые трезвые и искренние сочетания и прелестные детали. Одною из таких деталей является, например, платье с голубыми воланами у Кнарины — танцовщицы с двумя розами, которая похожа на изображения, угадываемые под темным налетом дагерротипов».
В русском искусстве французы усматривали какое-то великолепное варварство. Европа, стареющая и осторожная, вынужденная к бережливости, встретилась с безудержной стихией русской творческой силы. Критика заговорила о том, что «молодые русские без счета тратят неисчислимые богатства», что эти «щедрые русские готовы при случае поделиться с нами своими сокровищами».
В сезоне 1911 г. в нашем театре произвел настоящую сенсацию балет Александра Николаевича Бенуа «Петрушка»8 — талантливая попытка создать подлинно русский, вполне национальный — как по духу, так и по формам — балет. Эта попытка была несравненно удачнее, чем прежние аналогичные опыты — «Конек-горбунок» и «Золотая рыбка» — произведения Минкуса и Петипа9.
1 Речь идет о балете «Ночь Клеопатры», впервые показанном под названием «Египетские ночи» в Мариинском театре 8 марта 1908 г., в декорации О. Аллегри, с костюмами М. Зандина, танцы, сцены и группы в постановке М. Фокина. Сюжет заимствован из новеллы Т. Готье «Одна ночь Клеопатры».
2 Автор имеет в виду, что стиль XVIII в. в балете «Павильон Армиды» дан не в грандиозных масштабах Версаля, а таким, каким он был при небольшом потсдамском дворе, притом с оттенком провинциализма.
3 «Карнавал» — балет в одном действии, музыка Р. Шумана, сочинение и постановка М. Фокина, костюмы Л. Бакста. Впервые поставлен в Петербурге 20 февраля 1910 г. на балу журнала «Сатирикон» в зале Павловой, в парижском дягилевском балетном сезоне —19 мая 1910 г., на сцене Мариинского театра — б февраля 1911 г.
4 Автор цитируемой Головиным статьи, написанной крайне вычурно, усложняя словесную ткань разными намеками и историческими параллелями, хотел сказать, что русским якобы чуждо изящество и веселье французских и итальянских маскарадов и карнавальных празднеств XVIII и начала XIX в. Бергамо — итальянский город, считающийся родиной комического персонажа слуги-простака — дзанни — в итальянской импровизированной комедии. Гаварни — французский карикатурист-литограф, часто изображавший маскарады, пирушки и т.п.
5 Асти и Комо — города в Италии, давшие названия сортам вин.
6 Водуайе в шутку называет известного венецианского живописца Гварди «маленьким» за излюбленный последним небольшой размер картин.
7 «Праздник у Терезы» — балет на музыку Рейнальдо Хана, поставленный 16 февраля 1910 г. в Парижском театре Оперы.
8 «Петрушка» — «потешные сцены в четырех картинах», либретто И. Стравинского и А. Бенуа, музыка И. Стравинского, постановка М. Фокина, декорации, костюмы и бутафория А. Бенуа. Впервые показан в парижском дягилевском балетном сезоне 13 июня 1911 г. Головин пишет «в нашем театре», а для него «нашим театром» был б. Мариинский театр. Но балет «Петрушка» па сцене б. Мариинского театра был впервые показан только после Октябрьской революции 20 ноября 1920 г. в постановке заслуженного артиста Л.С. Леонтьева и с новыми декорациями и костюмами по эскизам А. Бенуа.
9 Оба названные балета являли собой образчики псевдорусского стиля, а музыка к ним, написанная композиторами-иностранцами, штатными сочинителями балетной музыки, хотя и включала русские мелодии, была банальна. Балетмейстер-француз не знал русского быта и спекулировал на популярности сказки Ершова в первом случае и сказки Пушкина во втором.
1 - 2 - 3 - 4
Следующая глава
 Шуты (Головин А.Я.) |  Фиорды (Головин А.Я.) |  Светлица.Утро (Пролог) |