Художник - артист - человек. Страница 1
1-2-3-4
Вполне закономерно, что в данном сборнике много говорится о А.Я. Головине как о театральном художнике. Такое исключительное по своей значимости явление в искусстве, как его творческая работа, перевернувшая в театре все вековые понятия изобразительности, требует нового и иного, чем прежде, рассмотрения. В большинстве ранее написанных работ о Головине его художественное лицо было раскрыто однобоко — и в суждениях о нем Сергея Маковского с позиций «чистого искусства», и в разборе его творчества В.И. Соловьевым, как художника условного театра, или, наконец, в анализе его работ, сделанном Э.Ф. Голлербахом, — как якобы ретроспективного явления, уходящего в глубь веков. Все это неверно и подлежит пересмотру.
Равным образом должны быть изменены суждения об Александре Яковлевиче как о художнике, якобы тесно связанном с группой «Мир искусства». Необходимо вспомнить, какому охаиванию подвергались его работы со стороны ведущих представителей группы, начиная с Александра Бенуа. И нельзя объяснить простой случайностью, что накануне Февральской революции появилась рецензия о невыпущенном еще спектакле и о работе в нем художника — о «Маскараде» — под названием «Ненужная красота». Статья была написана одним из вождей этой группы.
Все это так. И тем не менее мне гораздо больше хочется остановиться на личности художника, его системе работы и, наконец, его своеобразной педагогике. Впрочем, последнюю мастер не признавал своей собственной системой, ссылаясь на то, что так учат там, где оп учился: во Франции. «Там такой порядок,— говорил он,— учитель по предварительным показанным ему работам устанавливает, кто у него в классе, и в зависимости от состава учеников определяет метод преподавания».
Если говорить об основных душевных свойствах А.Я. Головина и думать о наиболее характерных его человеческих чертах, то первым, что поражало в нем, была его скромность, как художественная, так и личная. Последняя иногда доходила до застенчивости. Ему абсолютно было чуждо стремление казаться авторитетом, играть какую-то, пусть даже заслуженную роль. Он органически не выносил каких-либо публичных или общественных знаков внимания по своему адресу и резко отрицательно относился к погоне за ними у своих товарищей по профессии. В этом отношении он был полной противоположностью тому же Александру Бенуа. Столь часто встречающееся в театре тщеславие и преувеличение собственного значения были ему незнакомы, хотя, конечно, никто не имел больше прав именно на особое внимание, чем он. Судьба дала мне счастье постоянного общения в течение ряда лет с этим крупнейшим деятелем русского искусства и русского театра. После ознакомления с моими работами, которые я принес ему по его желанию, он сказал, что очень хотел бы помочь мне своим руководством, но высказал это в такой форме: «Видите, я несколько старше Вас и у меня есть небольшой опыт работы в театре. Поэтому, вероятно, некоторые вещи мне более видны, чем Вам. Вот почему то, что я буду говорить, может оказаться для Вас полезным...»
Форма разговора тоже была характерна для А.Я. Головина. Он был необыкновенной по воспитанности, тонкости и отношению к людям натурой. Его внимание к людям было настолько велико, он настолько заботился проявить его по отношению к каждому, что было трогательно наблюдать, как в общем разговоре за чайным столом он, будучи хозяином, мог направлять беседу так, чтобы она представляла одинаковый интерес и для бывшего директора императорских театров, и для кума Александра Яковлевича, крестьянина близлежащей деревни, и для случайно зашедшего с визитом московского искусствоведа. При этом содержание разговора никогда не приближалось к безразличию темы, характерному для светского умения «занимать». В том-то и состояло его искусство вести разговор, что тема оказывалась близкой всем.
Гостеприимный и приветливый, ровно относившийся ко всем, независимо от того, кто бы это ни был, Головин преображался во время работы. Исчезала мягкость выражения, глаза становились холодными и как бы пронизывали модель. До известной степени это выраягение видно на его автопортретах, — в особенности написанном в 1924 г., где совсем нет бытовой его похожести и в совершенстве передано творческое состояние художника. Неизменно ища в других и в себе самом раскрытия и передачи явлений внешнего мира путем внутреннего его осознания, Головин всегда говорил: «Сначала надо увидеть, а потом уже переносить увиденное на бумагу».
1-2-3-4
 Маскарадный зал (Головин А.Я.) |  Эскиз декорации к балету Лебединое озеро |  Портрет Е.А. Смирновой (Головин А.Я.) |