Глава шестая. Страница 3
1 - 2 - 3
Он высмеивал в своих карикатурах «мирискусников» оптом и в розницу; доставалось от него и другим художникам. Весь художественный «Олимп» он представил в виде большого группового шаржа «Базар XX века», где на первом плане показаны: Стасов с «иерихонской трубой», Рерих в виде гусляра, Брешко-Брешковский, торгующий курами, меценаты-коллекционеры — С.С. Боткин и кн. М.Н. Тенишева, Бенуа с цимбалами, Дягилев в костюме мамки, везущий в коляске Малявина, дальше В.М. Васнецов в виде богатыря па белом коне и многие другие виднейшие живописцы и художественные деятели начала XX в., изображенные с большим сходством и остроумно шаржированные1.
Особенно недолюбливал Щербов Дягилева, которого называл «Гадилевым» и всячески высмеивал, изображая то доящим кн. Тенишеву, превращенную в корову, то садящимся па шпиль Академии художеств, с каской Минервы на голове, то есть как бы в роли преемника Екатерины II2.
Щербову отлично удавались сатирические рисунки на темы народных песен. Кто не помнит, например, его «Хуторок» и тому подобные шаржированные «жанры»? Его рисунки были и в техническом отношении большим шагом вперед по сравнению с изделиями прежних карикатуристов. Несомненно, современные карикатуристы многим обязаны Щербову, заслуги которого несправедливо забыты.
Какую бы тему ни брал Щербов, он умел показать нечто самое характерное в том явлении, которое высмеивал. Я помню, например, один его рисунок, изображавший дачную идиллию. В рисунке нет ничего «особенного»: обыкновенная дача, но показанная именно во всей своей «обыкновенности», и обыкновенные дачники — «он» и «она»; он погружен в изготовление папиросы-самокрутки, она нюхает цветок. Но как остро подчеркнут здесь шаблон дачного «блаженства» и благополучия!
Щербов часто бывал у меня в мастерской. Обычно он приносил с собой корзинку, нагруженную бутылками, а если не было корзинки, то бутылки торчали из всех его карманов. Придя, он немедленно принимался пить свою любимую «сливовицу».
Будучи богатым человеком (говорили, что он обладатель 200 тысяч), Щербов одевался, однако, очень скромно, не признавал пальто и даже зимой ходил всегда в одной и той же двубортной тужурке. Я не помню его рисующим с натуры: обычно он садился куда-нибудь в уголок и наблюдал намеченную жертву, что-то записывал в маленькую книжечку, а уже потом, дома, претворял свои записи в убийственную карикатуру. Во время посещений моей мастерской его излюбленным объектом был Шаляпин, которого он и изобразил в целом ряде метких карикатур.
Щербов умел каким-то образом передать не только внешние особенности человека, но даже его голос; однажды он нарисовал карикатуру на художника Скиргелло, у которого была странная манера смеяться — начиная с высоких нот, он разражался ослиным ревом и снова возвращался к фальцету. Щербов изобразил Скиргелло так, что, кажется, этот смех был слышен во всем его «музыкальном» своеобразии.
От всей полемической шумихи вокруг «Мира искусства» я был довольно далек, так как все мое внимание и силы поглощала работа в театре. Здесь происходила тоже известного рода борьба, может быть, менее горячая, но дававшая заметные результаты. Театр переживал эпоху «бури и натиска» со стороны живописцев. Новой яркой звездой театрального мира сделался Бакст.
С Л.С. Бакстом я познакомился в конце 90-х годов. Он был тогда в окружении Бенуа, Дягилева и других основоположников «Мира искусства». Бакст тогда еще не считался тем «законодателем мод», каким он сделался впоследствии, но его талант уже заставлял о себе говорить, и знатоки пророчили ему блестящую будущность.
В те годы Бакст писал почти исключительно портреты и картины на античные темы; затем он «нашел себя» в театре3, и надо сказать, что в роли театрального художника он был вполне на своем месте: умение владеть краской и создавать восхитительные красочные сочетания, знание исторических эпох — все это давало ему право работать в театре.
Многое театральный художник может приобрести, то есть узнать на практике, в частности — знание стилей, умение реконструировать исторические явления — это «сальеризм», доступный очень многим. Но вот чисто вкусовое чутье к краске, свойственное Баксту, — это уже нечто врожденное. Бакст был приятным собеседником, не лишенным юмора, а также дававшим повод другим упражнять свое чувство юмора. Будучи от природы здоровым человеком, он был страшно мнительным, постоянно боялся заболеть, заразиться, простудиться. Его попечение о своем здоровье доходило до того, что даже в теплое время года обыкновенный цилиндр казался ему недостаточно надежным головным убором и он носил особенный цилиндр, стеганный на вате. У Бакста был большой вкус, благодаря которому он сделался в Париже законодателем мод; было у него и особенное умение связывать между собой разнородные стили, что создавало неожиданно острые впечатления.
Одной из лучших его постановок я считаю «Пизанеллу» д'Аннунцио, в парижском театре Шатле; великолепны также его «Клеопатра» и «Шехеразада», где нет скучной исторической детализации, а есть широкий исторический охват темы. Мила и его старинная романтика, проявившаяся в таких постановках, как «Фея кукол» и «Карнавал» Шумана.
1 Карикатура Щербова содержала намеки на то, что В.В. Стасова за его темпераментность и громкогласность называли Иерихонской трубой; Рерих был изображен в виде старинного гусляра за свое пристрастие к древнерусской тематике и археологии; «желтопрессный» журналист Брешко-Брешковский торговал курами в знак того, что готов торговать где и чем угодно; Бенуа был снабжен цимбалами, поскольку его выступления в печати производили большой шум; Дягилев в виде мамки, везущей в колясочке младенца художника Малявина, напоминал о том, как он создавал успех имени Малявина, только что окончившего Академию художеств, воспроизводя в журнале «Мир искусства» его картины и наброски, и т.п.
2 Дягилев «выкачивал» деньги из меценатки кн. Тенишевой на издание журнала «Мир искусства», а потому она была изображена в виде дойной коровы; в Академии же художеств он мечтал занять ведущее положение и подчинить ее своей воле.
3 Первой работой Бакста как театрального художника были эскизы костюмов и декораций к пантомиме «Сердце маркизы» в Эрмитажном театре (1902), потом последовали декорации и костюмы к трагедии Еврипида «Ипполит» в Александрийском театре и к балету «Фея кукол» в Эрмитажном, а потом в Мариинском театре (1902) и т.д.
1 - 2 - 3
Следующая глава
 Александр Головин |  Александр Головин. Автопортрет |  Нескучный сад (Головин А.Я.) |