Глава десятая. Страница 6
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6
Было время, когда под влиянием Сомова и других участников «Мира искусства» все увлекались XVIII веком. Этому увлечению отдал дань и Кузмин, воспевая маркиз, беседки, цветники, боскеты, менуэты и пр. Но кузминский XVIII век не похож на другие «XVIII века»: у него есть свои неповторимые черты, ирония и лукавство, грация и грусть. Многие писали «под Кузмина», но это уже совсем не то.
Кузмин не раз подвергался нападкам как со стороны царской цензуры, так и со стороны критики за «порнографию». Оставляя в стороне вопрос о его романах и повестях, замечу только, что в его стихах выражено, на мой взгляд, удивительно светлое и прозрачное чувство, заражающее читателя, готового повторить вслед за поэтом:
|
Моя душа в любви не кается —
Она светла и весела.
Какой покой ко мне спускается,
Зажглися звезды без числа... |
Что еще замечательно у Кузмина — это его стихи об Италии. Всякий, кто бывал в Италии, видел те же города, те же памятники искусства, о которых говорит в своих стихах Кузмин, но он нашел какие-то чудодейственные слова, каких нам не найти. Лучше передать впечатление об Италии, чем это сделал он, невозможно. Мне хочется выписать хоть несколько строк из цикла «Новый Ролла» о Венеции:
|
Ты помнишь комнату и свечи,
Открытое окно.
И песню на воде далече,
И светлое вино?..
Навес мостов в дали каналов,
Желтеющий залив,
Зарю, туманнее опалов,
И строгих губизвив?.. |
Обаяние стихов Кузмина усилилось для меня еще более, когда я услышал их непосредственно от автора. Некоторые свои стихи-«песенки» он пел, аккомпанируя себе на рояле; музыку к ним он писал сам, обладая даром композиции1. Это совсем особый жанр, очаровательные безделушки, имеющие, однако, порою глубокое содержание. Мне нравились его «Куранты любви», но особенно — «Александрийские песни», настоящий шедевр, тончайшие поэтические озарения. Перед нами встает наяву древняя Александрия, когда мы читаем эти строки:
|
Вечерний сумрак над теплым морем,
Огни маяков в потемневшем небе,
Запах вербены при конце пира,
Свежее утро после долгих бдений,
Прогулка в аллеях весеннего сада,
Крики и смех купающихся женщин,
Священные павлины у храма Юноны,
Продавцы фиалок, гранат и лимонов,
Воркуют голуби, светит солнце... |
М.А. Кузмин перевел несколько драматических произведений, которые были поставлены при моем участии: «Шута Тантриса», потом «Электру» и др. Им же была написана музыка к «Красному кабачку» Ю. Беляева2. Как переводчик Кузмин совершенно незаменим, в особенности при переводе старинных пьес: он замечательно передает дух эпохи. Я очень люблю и его музыку, такую изящную и легкую. У Кузмина своеобразная, нерусская внешность. В то время, когда я писал его портрет, он носил усы и небольшую бородку, — таким он изображен на портрете Сомова; позднее его внешность изменилась, он стал брить усы и бороду, отчего, может быть, его наружность стала еще более характерной и выразительной.
1 М.А. Кузмин окончил Консерваторию по классу композиции Н.А. Римского-Корсакова.
2 «Шут Тантрис» — драма Э. Харта, редакция перевода М. Кузмина и Вяч. Иванова, музыка М. Кузмина. Премьера 9 марта 1910 г. в Александрийском театре в постановке В. Мейерхольда, художник А.К. Шервашидзе. Это была первая работа М. Кузмина в Александрийском театре в качестве переводчика и композитора. Другими работами М. Кузмина были: «Красный кабачок», пьеса в одном действии Ю. Беляева, музыка М. Кузмина, премьера 23 марта 1911 г. в Александрийском театре в постановке В. Мейерхольда и оформлении А. Головина, и «Электра», текст Г. фон Гофмансталя, перевод М. Кузмина, музыка Рихарда Штрауса, премьера 18 февраля 1913 г. в Мариинском театре в постановке В. Мейерхольда и оформлении А. Головина.
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6
Следующая глава
 Портрет М.А.Кузнецовой-Бенуа |  Спальня графини (Головин А.Я.) |  Натюрморт. Флоксы (Головин А.Я.) |