Глава десятая. Страница 4
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6
Очень талантлив был, по-моему, покойный Н.Н. Врангель, так рано ушедший от нас. Впрочем, должен признаться, что, подобно многим художникам, я сравнительно редко заглядывал в художественные журналы. Все же мне кажется, что критика прежних времен едва ли была полезна для художников: уж очень часто она руководствовалась личными симпатиями и вкусами.
Однажды С.К. Маковский обратился ко мне с проектом большого группового портрета, на котором были бы изображены ближайшие сотрудники «Аполлона». Я согласился при условии, что буду работать над портретом у себя в мастерской, в Мариинском театре. Это было осенью 1909 г. Портрет должен был изображать И.Ф. Анненского, Вяч.И. Иванова, А.Н. Толстого, М.А. Волошина, М.А. Кузмина, С.К. Маковского и других1. Все они собрались у меня, и мы обсудили композицию портрета, расположение фигур, из которых одни должны были стоять, другие сидеть. При таком обилии людей не легко было расположить их так, чтобы не получилось скучной «фотографической» группы. Центральным пятном намечался пластрон И.Ф. Анненского, который был во фраке или смокинге. Его прямая, строгая фигура с гордо приподнятой головой, в высоком, тугом воротничке и старинном галстуке должна была служить как бы стержнем всей композиции; вокруг него располагались остальные, кто стоя, кто сидя. Кузмин стоял вполоборота, в позе как бы остановившегося движения. Эта поза мне запомнилась, лицо его мне казалось очень своеобразным, и я тогда же задумал написать его отдельно, в рост.
Второе собрание сотрудников «Аполлона» ознаменовалось ссорой двух поэтов; приняться за работу опять не удалось. В дальнейшем собрания не повторялись, и в конце концов пришлось оставить мысль о групповом портрете сотрудников «Аполлона».
Вскоре «Аполлон» лишился одного из своих близких сотрудников — И.Ф. Анненского, который внезапно скончался 30 ноября 1909 г. Собираясь вернуться из Петербурга в Царское Село, он почувствовал себя дурно и упал у подъезда Царскосельского вокзала. Неожиданная и безвременная смерть Анненского произвела удручающее впечатление на всех, кто знал этого замечательного поэта. Похороны его в Царском Селе собрали огромное множество учащейся молодежи, которая искренне любила Анненского.
Незадолго до смерти Анненский в редакции «Аполлона» беседовал с М.А. Кузминым на тему о сущности любви и ее формах. Вскоре после этого он написал стихотворение, посвященное Кузмину, на тему, затронутую в их споре. Этому стихотворению суждено было стать последним произведением покойного поэта...2
В это время мне часто приходилось встречаться с М.А. Кузминым — у нас были общие театральные интересы. Я решил написать его портрет. К работе я приступил в октябре 1909 г., но окончил ее только в следующем году, так как писать приходилось с большими перерывами; всего сеансов было около двадцати. Портрет этот находится в Москве, в Театральном музее им. Бахрушина3.
Мне хочется особо остановиться на творчестве Кузмина, которое поистине заслуживает дифирамба. Среди поэтов «Аполлона» М.А. Кузмин всегда представлялся мне самым выдающимся талантом. Более того: на мой взгляд, он — вне сравнения с кем-либо из его современников. Я всегда поклонялся его таланту и поклоняюсь до сих пор. М.А. Кузмина я считаю совершенно необыкновенным, поразительным поэтом. Его мастерство в передаче сокровенных впечатлений человеческой души исключительно. Не знаю, кто лучше его способен выразить в стихах «интимные, домашние» настроения, тихие радости, озаряющие нас в лучшие минуты жизни.
Когда я думаю о М.А. Кузмине, мне представляется полутемная комната, заставленная старинной мебелью, таинственная и строгая; лунное сияние заливает мягким серебристым светом тусклое золото старых резных рам, янтарно-смуглое красное дерево, портреты, ковры, гобелены.Кто здесь живет, кто жил — я не знаю, почему так волнует меня этот лунный полумрак, эти неясные контуры вещей, эти смутные лики — не знаю тоже; но почему-то все это мило и дорого, и почему-то никто не сумел нас очаровать этим прошлым так, как удалось Кузмину.
И наоборот: когда я вижу прекрасные старинные вещи, затаившие в себе чью-то давнюю жизнь, впитавшие в себя радости и тревоги многих поколений, вещи, о которых мы ничего в точности не знаем, но которые сами зато очень многое знают, но не могут или не хотят ничего о себе рассказать, — я вспоминаю Кузмина и его стихи.
Встречая в каком-либо журнале или альманахе традиционный отдел «стихи», я прежде всего смотрю, нет ли стихов Кузмина, и если они есть, читаю их в первую очередь, забывая о всем остальном.
М.А. Кузмин с самого начала своей литературной деятельности был близок к театральной жизни. Недаром познакомил меня с ним некто другой, как В.Э. Мейерхольд. Это было в 1909 г. В то время мне уже известна была первая книга его стихов «Сети» и многие стихи в журналах. Его удивительный талант невольно привлекал и располагал к себе. Тем более было отрадно личное знакомство с этим незаурядным человеком.
Из ранних стихотворений Кузмина мне вспоминается одно, отражающее то настроение, какое охватывает нас в театральной обстановке и так хорошо мне знакомо; вспоминаю начало этого стихотворения.
1 На портрете предполагалось также изобразить А.А. Блока, который упоминает об этом в письме к своей матери от 19 ноября 1909 г.: «Сегодня вечером я пойду в мастерскую Головина, расположенную на потолке Мариинского театра. Внизу Шаляпин будет петь «Фауста», а наверху Головин будет рисовать группу девяти сотрудников «Аполлона» (Маковский, Вяч. Иванов, Анненский, я, Волошин и еще не знаю кто)» (А. Блок. Письма к родным, т. I. Л., 1927, стр. 286).
2 Речь идет о стихотворении И.Ф. Анненского «Моя тоска», написанном 12 ноября 1909 г. (напечатано в посмертном издании книги стихов И.Ф. Анненского «Кипарисовый ларец». Спб., 1910, стр. 104).
3 В настоящее время портрет М.А. Кузмина хранится в музее Института русской литературы (ИРЛИ) Академии наук СССР в Ленинграде.
1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6
 Шуты (Головин А.Я.) |  Фиорды (Головин А.Я.) |  Светлица.Утро (Пролог) |